L&L
1. Я помню, что родители Юри держат онсен и правила насчет татуировок,
2. но она такая красивая!
3. Спасибо ~Nae за яркое одобрение идеи, без тебя все осталось бы только в мыслях
Название: Пленных не брать
Автор: Maiolaine
Размер: 1948 слов
Пейринг/Персонажи: Юри/Виктор, упоминаются Челестино и Мила, а также русская мафия
Категория: слэш
Жанр: ballet!AU по мотивам Flesh and Bone
Рейтинг: R
Предупреждения: футфетиш, lapdance, татуировка на Юри
Краткое содержание: О Викторе Никифорове говорили всякое, многое из этого — правда.
О Кацуки Юри пока не говорили — Виктор здесь, чтобы это исправить.
Примечание: В клубе играла Diva Destruction — Persephone
читать дальше
О нем говорили: "Второй Дягилев".
Некоторые особо преданные фанаты, напротив, называли того "предшественником Никифорова".
Несмотря на все прошлые награды, прямо сейчас Виктор чувствовал себя бессильным.
Проблема крылась не в том, что у танцовщика, ради которого его позвали, не выходил смертный, который бежал от Венеры, отвергал ее любовь — хотя многие не смогли бы облить презрением прима-балерину с такими формами — нет, Юри очень технично выворачивался из объятий, грациозно отступал от протянутых в мольбе рук и так смотрел на Милу, что каждый житель и гость Нью-Йорка, которым посчастливится увидеть этот балет, пожалеет богиню.
Сквозь призрачного Адониса ярко проступал Кацуки Юри.
Челестино терпеливо повторял на индивидуальных репетициях, с которых тайком вел трансляцию для Виктора, что сам Юри понадобится всем только после постановки, чтобы осыпать его цветами, вопросами для интервью, приглашениями в совершенно другой мир, а пока что он должен перевоплощаться в танце.
Виктор отчаивался с каждым новым прогоном.
Юри двигался так, словно внутри него — стекло.
Забывался, до крови прокусывал губу, морщился от боли, непростительно переигрывал в попытках стать кем-то, кроме себя.
Стекло. Мелкое крошево.
И солнечный свет, и тихий омут, и непрекращающийся шторм.
Виктор смотрел, не отрывая взгляда: пытался понять, чем может помочь, как взять за руку и вывести в спокойное место, показать всем таящуюся внутри звезду, какие слова бросить в Юри, чтобы легионы чертей взбаламутили поверхность.
Он бы развернулся и ушел, швырнув свою репутацию в качестве главного блюда на пир журналистов, если бы как живое не помнил каждое движение Юри в "Спящей красавице".
Критики до сих пор твердили в унисон, что не было принца прекраснее, чем Виктор Никифоров, и после него ставить этот балет — напрасная трата времени. Некоторые, благоговейно смахнув пыль с воспоминаний, добавляли: "Кощунство".
"Это они ту запись из-под полы не видели. Но что же его тяготит?"
Виктор задумался, смог бы ли его поцелуй "разбудить" Юри, и тут же с сожалением отказался от идеи: так Юри еще и от него бегать начнет, с Милой он и у станка на растяжке рядом не становился, как выдерживал все партии в тесном контакте — вопрос со звездочкой.
Он бы одел на Юри семь покрывал, чтобы спрятать от мира и тут же сорвал их, чтобы увидеть, как тот останется лишь в бусах с головы до ног. Его личная Ида Рубинштейн, которая вдруг забыла о том, что она — Саломея. Если бы это помогло еще раз свершиться чуду, которое он видел на записи, что привела его в "Американскую балетную труппу", Виктор свою собственную голову вложил бы в эти руки.
На следующей неделе были запланированы съемки для рекламы: короткие ролики с отрывками танца, фотографии застывшего мгновения для осторожных статей в ожидании премьеры, огромные постеры.
Нужно было идти в атаку.
Юри будто бы читал его мысли и готовил собственное наступление: на предложение узнать друг друга поближе в неформальной обстановке впился острым взглядом, кивнул и оставил лист из нотной тетради с неровно оборванным краем, умчавшись к Челестино. С адресом, написанным так нервно и поспешно — как если бы Виктор мог вот-вот передумать — что ручка порвала бумагу в нескольких местах.
Виктор как раз читал отзывы о клубе "Анастасия", гадая, почему именно туда его пригласили, как Юри вернулся: распахнул дверь, вытер пот со лба и тоном, не терпящим возражений, выпалил:
— Не надевай джинсы. — Он перевел дыхание, видно, бежал по лестнице, и добавил, уже мягче: — Подходи к концу выступлений.
Виктор был бы рад обдумать все это в предвкушении сюрприза, но второй состав уже начал собираться, а с ним — привычная злоба и зависть.
"Вы у меня еще подарки на дни рождения своими руками будете друг другу делать".
Вслух же он сказал, нацепив самую милую улыбочку:
— Обнимемся!
Вечер казался таким далеким.
Этот день, месяц, последние несколько лет так вымотали его, что Виктор, тщательно продумав свой наряд, уже на пороге понял, что именно джинсы и надел. Вспомнил, что ждут его не скоро и вернулся переодеться.
Клуб, как выяснилось, неспроста носил имя русской принцессы: охранник на входе вытаращился на Никифорова с явным узнаванием, внутри ему, не спрашивая о предпочтениях, подали напитки, а сам хозяин, Сергей, все порывался целовать руки, был до противного любезным, — русская мафия и живая легенда балета не могли не встретиться в Нью-Йорке.
И если раньше Виктор еще мог думать, что клуб выбран случайно, то сейчас был абсолютно уверен в обратном.
Но к тому, что он увидит Юри на сцене, все равно оказался не готов.
— Мираж, — объявил Сергей, до того немой тенью стоявший за спиной.
На фоне красоток на шпильках, которые завершили номер и проходили мимо него, Юри казался низковат. И в общем выглядел как человек, который поднялся туда по ошибке.
То и другое было иллюзией.
— Наша гордость. Он просит последний танец, чтобы не казаться смешным для тех, кто пришел сюда за старым-добрым разгулом. И мы отдаем его, чтобы все прочие после Миража не казались вульгарными. Любуйтесь, не смею мешать.
Сергей оставил карту-пропуск на столике и отошел в темноту.
Виктор подумал, что телохранители, которые двинулись вслед за хозяином, выглядят созданными с одной целью: увезти ваших врагов в багажнике в лес и спрятать тела так, чтобы ни одна служебная собака не отыскала.
Он только что придумал, что хотел бы им заказать.
"Галстук. Пиджак. Брюки. Чем бы оно ни было. Носки. Он останется в носках?.. Разрезать на тысячу кусков. Залить кислотой. Сжечь. Закопать в самом неприметном местечке".
Пока он строил жестокие планы, Юри обыденно поснимал с себя почти все, переступил с ноги на ногу, с голубой плитки - на бирюзовую, и, легко подпрыгнув, крутанулся на пробу.
В первый раз за вечер Виктор заволновался, из чего же сделан этот шест, достаточно ли надежен.
Юри скользил, поворачивался, менял точку опоры, начал сразу со сложных элементов, будто зрители собрались не в клубе, а на спортивном празднике. Публика замерла, к собственному изумлению очарованная простотой и безыскусностью.
У Виктора внутри бесновалось море, его бросало в холод и жар попеременно, он все порывался достать телефон и отказывал себе, быть может, съемку даже ему не спустили бы.
Юри был то кровавая баня, то священная война: как он смотрел в зал, зацепившись одной лишь согнутой ногой за шест, как уходил в себя, замедлившись до острых граней эротизма, которые ранили его самого, опускался на пол и взмывал на самый верх, — Виктор чувствовал, что пропадает без вести в обоих случаях.
С завершением танца сладкая пытка только началась: Юри обернулся, уходя со сцены, и поманил его пальцем.
Один из телохранителей подошел, кивнул на столик, напоминая про пропуск, и вальяжно повел его сквозь разноцветный свет и калейдоскоп посетителей, дальше, глубже, мимо полупрозрачных стен и стеклянных дверей, которые ничего не скрывали, к Юри.
Перед массивной, вполне вероятно, что бронированной дверью они остановились.
— Прикосновения запрещены. И если только Мираж пожалуется…
Виктор выдержал многозначительный взгляд не поморщившись.
— Он в надежных руках.
— Прикосновения запрещены, — настойчивее произнес телохранитель, но все-таки развернулся и пошел назад.
Внутри Виктор помолчал, приласкал взглядом разгоряченное после выступления тело, обошел Юри по кругу. С трудом задушил желание стереть капли пота над его верхней губой.
Юри переступил с ноги на ногу, показал на диванчик.
— Садись.
— Я не совсем понимаю… — начал было Виктор, но Юри подтолкнул его вперед, почти уронил, так что пришлось подчиниться.
— Пожалуйста, не рассказывай о том, что ты-то не такой, в подобные места не ходок.
Виктор послушно не стал, хотя раньше никогда не бывал в стрип-клубах, только уточнил:
— Запрещены и прикосновения, и разговоры?
— Ты пришел разговаривать?
— Познакомиться поближе в неформальной обстановке, — процитировал он себя же.
— Хорошо. — Юри опустился ему на колени, как ни в чем не бывало положил руки на спинку по обе стороны от головы. — Так как, неформально? Достаточно близко?
— Можно и ближе, — самоуверенно заявил Виктор и не пожалел, ответил на действия стоном.
Юри начал все медленно, очень плавно, почти нежно, внимательно слушал прерывистые вдохи, ловил тяжелые взгляды, изгибался под ними как под касаниями, отчего еще сильнее хотелось перейти границу.
В попытке сохранить ясный ум Виктор решил поговорить о том, что видел в зале:
— Почему бы тебе не танцевать босиком?
Юри пожал плечами и сдвинулся, качнулся вперед так, что рассказал прямо в губы:
— Ты в балете всю жизнь, но спрашиваешь? Или успел забыть, как выглядят наши ноги?
Виктор жадно вгляделся в его лицо, впервые оказавшееся так близко, сглотнул.
— Меня бы это не смутило.
Юри развел шире колени, приподнялся, обняв его за шею, наверняка почувствовал, как взмок воротник, и начал двигаться в том же ритме, как в зале, словно до сих пор слышал музыку. Он поправлял Виктору волосы, гладил по щекам, продолжал тереться самым недвусмысленным образом, проезжался по вставшему члену, оставил поцелуй на ключице.
Это была провокация, которую нельзя было оставить без ответа, что бы ни твердил здравый смысл.
— Тебе, значит, можно меня трогать.
— Разве не этом весь смысл?
— Несправедливо.
Юри облизнул палец и провел мокрым по его губам, ухмыльнулся:
— Такова жизнь.
Виктор поднял руки ладонями к Юри, взмолился:
— Сдаюсь!
Тот обрадовался этому жесту как если бы ждал его дюжину лет.
— В нашу первую встречу ты заставил всех разуться, даже балерин, так что не будешь удивлен.
И правда, в тот раз Виктор видел татуировку — никто больше не обратил внимания, из чего сделал вывод, что рассмотрели ее раньше — но не разобрал, что за фраза, ведь на месте Юри не стоял, а падать при всех к его ногам он счел преждевременным.
Юри присел рядом, споро снял носки, потянулся вверх, рисуясь, поднял ногу в вертикальном шпагате, погладил сам себя кончиками пальцев. Наконец, он повернулся, опустил ступню на правое бедро, повел вбок, подвигал пальцами — Виктор будто бы подорвался на мине, столько ощущений тянулось изнутри в разные стороны. Он решил, что терять нечего, сказал, чтобы отвлечь: "Такими ногами можно ходить по воде", дождался, с трудом фокусируя взгляд, чтобы Юри на него посмотрел, и схватил его за ногу, поставил на свою ладонь, сжал крепко.
Виктор не отвел от него глаз, как если бы Юри мог бросить его в пустыне без воды, растаять как тот самый мираж. Обвел языком каждую букву, оставил пару поцелуев на кавычках. Юри замер, глубоко шокированный, не сказал ни слова о нарушении правил.
— "Пленных не брать", вот оно что. У меня нет и шанса? Хотелось бы уйти отсюда живым.
Юри стек обратно ему на колени, прижался лбом к груди, не дернулся, когда его обняли, напротив, спокойно выдохнул.
— Вместе уйдем. — Он поднял голову и неожиданно подмигнул: — Но сначала я с тобой закончу.
Виктор понадеялся, что дверь не только бронированная, а еще и звуконепроницаемая, потому что не просто стонал, он всхлипывал, он умолял.
То, что расцветало в нем сейчас, было не об осязании, слухе, обонянии. Виктор смог понять, что это не о физических ощущениях вовсе, а простое ощущение счастья.
Вот что было новым. Вот за что он будет драться со всем миром.
Возвышенность мыслей слабо вязалась с мокрым пятном на брюках, но Юри сидел на его коленях, сжав плечи сквозь рубашку, их совместные планы не заканчивались с рассветом, так что Виктор был всем доволен.
— Мне не нравятся люди, которые отбирают инициативу. И богини. — Юри робко улыбнулся, внезапно заговорив о постановке. — Весь сюжет — ночной кошмар. Но я наконец понял, в чем мы отличаемся.
Виктор мысленно обозвал себя бестолочью: столько репетиций, хотя бы раз к нему пришла идея контрастов; Юри брел в темноте в одиночку, чтобы выйти в полумраке стрип-клуба с озарением.
"И зачем ему хореограф?.."
— Спасибо за то, что показал мне. Адонис не знал и не хотел знать любви, если бы первым заметил Венеру, то все равно бы ее не возжелал.
Юри нехотя поднялся.
— А ты? — не мог не спросить Виктор, про себя подивившись, что именно он, просто сидя тут под танцующим Юри, смог показать.
Тот протянул ему руку, разрешая прикоснуться, предлагая помощь "союзнику":
— Увидишь.
О Викторе Никифорове говорят всякое, многое из этого — правда.
(Но нет, голым он сам не репетировал, труппу тоже не заставлял, хотя Юри хотел бы предложить.)
Он показывает, где на сцене, видевшей только классику, установить шест.
Он представляет обложку "Пуанта" и заголовок "Скандал".
Он оборачивается к Юри с улыбкой, в ответ на него глазят тысячи тысяч темных желаний.
Его лучшая постановка, "Адонис" — радость и плач, вечный круговорот, Эрос и Танатос, слившиеся в поцелуе, — скоро родится на свет.
2. но она такая красивая!
3. Спасибо ~Nae за яркое одобрение идеи, без тебя все осталось бы только в мыслях

Название: Пленных не брать
Автор: Maiolaine
Размер: 1948 слов
Пейринг/Персонажи: Юри/Виктор, упоминаются Челестино и Мила, а также русская мафия
Категория: слэш
Жанр: ballet!AU по мотивам Flesh and Bone
Рейтинг: R
Предупреждения: футфетиш, lapdance, татуировка на Юри
Краткое содержание: О Викторе Никифорове говорили всякое, многое из этого — правда.
О Кацуки Юри пока не говорили — Виктор здесь, чтобы это исправить.
Примечание: В клубе играла Diva Destruction — Persephone
читать дальше
Двоих лишь услаждать любовь готова;
Играй же смело, — не увидят нас;
Уильям Шекспир — "Венера и Адонис"
Играй же смело, — не увидят нас;
Уильям Шекспир — "Венера и Адонис"
О нем говорили: "Второй Дягилев".
Некоторые особо преданные фанаты, напротив, называли того "предшественником Никифорова".
Несмотря на все прошлые награды, прямо сейчас Виктор чувствовал себя бессильным.
Проблема крылась не в том, что у танцовщика, ради которого его позвали, не выходил смертный, который бежал от Венеры, отвергал ее любовь — хотя многие не смогли бы облить презрением прима-балерину с такими формами — нет, Юри очень технично выворачивался из объятий, грациозно отступал от протянутых в мольбе рук и так смотрел на Милу, что каждый житель и гость Нью-Йорка, которым посчастливится увидеть этот балет, пожалеет богиню.
Сквозь призрачного Адониса ярко проступал Кацуки Юри.
Челестино терпеливо повторял на индивидуальных репетициях, с которых тайком вел трансляцию для Виктора, что сам Юри понадобится всем только после постановки, чтобы осыпать его цветами, вопросами для интервью, приглашениями в совершенно другой мир, а пока что он должен перевоплощаться в танце.
Виктор отчаивался с каждым новым прогоном.
Юри двигался так, словно внутри него — стекло.
Забывался, до крови прокусывал губу, морщился от боли, непростительно переигрывал в попытках стать кем-то, кроме себя.
Стекло. Мелкое крошево.
И солнечный свет, и тихий омут, и непрекращающийся шторм.
Виктор смотрел, не отрывая взгляда: пытался понять, чем может помочь, как взять за руку и вывести в спокойное место, показать всем таящуюся внутри звезду, какие слова бросить в Юри, чтобы легионы чертей взбаламутили поверхность.
Он бы развернулся и ушел, швырнув свою репутацию в качестве главного блюда на пир журналистов, если бы как живое не помнил каждое движение Юри в "Спящей красавице".
Критики до сих пор твердили в унисон, что не было принца прекраснее, чем Виктор Никифоров, и после него ставить этот балет — напрасная трата времени. Некоторые, благоговейно смахнув пыль с воспоминаний, добавляли: "Кощунство".
"Это они ту запись из-под полы не видели. Но что же его тяготит?"
Виктор задумался, смог бы ли его поцелуй "разбудить" Юри, и тут же с сожалением отказался от идеи: так Юри еще и от него бегать начнет, с Милой он и у станка на растяжке рядом не становился, как выдерживал все партии в тесном контакте — вопрос со звездочкой.
Он бы одел на Юри семь покрывал, чтобы спрятать от мира и тут же сорвал их, чтобы увидеть, как тот останется лишь в бусах с головы до ног. Его личная Ида Рубинштейн, которая вдруг забыла о том, что она — Саломея. Если бы это помогло еще раз свершиться чуду, которое он видел на записи, что привела его в "Американскую балетную труппу", Виктор свою собственную голову вложил бы в эти руки.
На следующей неделе были запланированы съемки для рекламы: короткие ролики с отрывками танца, фотографии застывшего мгновения для осторожных статей в ожидании премьеры, огромные постеры.
Нужно было идти в атаку.
Юри будто бы читал его мысли и готовил собственное наступление: на предложение узнать друг друга поближе в неформальной обстановке впился острым взглядом, кивнул и оставил лист из нотной тетради с неровно оборванным краем, умчавшись к Челестино. С адресом, написанным так нервно и поспешно — как если бы Виктор мог вот-вот передумать — что ручка порвала бумагу в нескольких местах.
Виктор как раз читал отзывы о клубе "Анастасия", гадая, почему именно туда его пригласили, как Юри вернулся: распахнул дверь, вытер пот со лба и тоном, не терпящим возражений, выпалил:
— Не надевай джинсы. — Он перевел дыхание, видно, бежал по лестнице, и добавил, уже мягче: — Подходи к концу выступлений.
Виктор был бы рад обдумать все это в предвкушении сюрприза, но второй состав уже начал собираться, а с ним — привычная злоба и зависть.
"Вы у меня еще подарки на дни рождения своими руками будете друг другу делать".
Вслух же он сказал, нацепив самую милую улыбочку:
— Обнимемся!
Вечер казался таким далеким.
Этот день, месяц, последние несколько лет так вымотали его, что Виктор, тщательно продумав свой наряд, уже на пороге понял, что именно джинсы и надел. Вспомнил, что ждут его не скоро и вернулся переодеться.
Клуб, как выяснилось, неспроста носил имя русской принцессы: охранник на входе вытаращился на Никифорова с явным узнаванием, внутри ему, не спрашивая о предпочтениях, подали напитки, а сам хозяин, Сергей, все порывался целовать руки, был до противного любезным, — русская мафия и живая легенда балета не могли не встретиться в Нью-Йорке.
И если раньше Виктор еще мог думать, что клуб выбран случайно, то сейчас был абсолютно уверен в обратном.
Но к тому, что он увидит Юри на сцене, все равно оказался не готов.
— Мираж, — объявил Сергей, до того немой тенью стоявший за спиной.
На фоне красоток на шпильках, которые завершили номер и проходили мимо него, Юри казался низковат. И в общем выглядел как человек, который поднялся туда по ошибке.
То и другое было иллюзией.
— Наша гордость. Он просит последний танец, чтобы не казаться смешным для тех, кто пришел сюда за старым-добрым разгулом. И мы отдаем его, чтобы все прочие после Миража не казались вульгарными. Любуйтесь, не смею мешать.
Сергей оставил карту-пропуск на столике и отошел в темноту.
Виктор подумал, что телохранители, которые двинулись вслед за хозяином, выглядят созданными с одной целью: увезти ваших врагов в багажнике в лес и спрятать тела так, чтобы ни одна служебная собака не отыскала.
Он только что придумал, что хотел бы им заказать.
"Галстук. Пиджак. Брюки. Чем бы оно ни было. Носки. Он останется в носках?.. Разрезать на тысячу кусков. Залить кислотой. Сжечь. Закопать в самом неприметном местечке".
Пока он строил жестокие планы, Юри обыденно поснимал с себя почти все, переступил с ноги на ногу, с голубой плитки - на бирюзовую, и, легко подпрыгнув, крутанулся на пробу.
В первый раз за вечер Виктор заволновался, из чего же сделан этот шест, достаточно ли надежен.
Юри скользил, поворачивался, менял точку опоры, начал сразу со сложных элементов, будто зрители собрались не в клубе, а на спортивном празднике. Публика замерла, к собственному изумлению очарованная простотой и безыскусностью.
У Виктора внутри бесновалось море, его бросало в холод и жар попеременно, он все порывался достать телефон и отказывал себе, быть может, съемку даже ему не спустили бы.
Юри был то кровавая баня, то священная война: как он смотрел в зал, зацепившись одной лишь согнутой ногой за шест, как уходил в себя, замедлившись до острых граней эротизма, которые ранили его самого, опускался на пол и взмывал на самый верх, — Виктор чувствовал, что пропадает без вести в обоих случаях.
С завершением танца сладкая пытка только началась: Юри обернулся, уходя со сцены, и поманил его пальцем.
Один из телохранителей подошел, кивнул на столик, напоминая про пропуск, и вальяжно повел его сквозь разноцветный свет и калейдоскоп посетителей, дальше, глубже, мимо полупрозрачных стен и стеклянных дверей, которые ничего не скрывали, к Юри.
Перед массивной, вполне вероятно, что бронированной дверью они остановились.
— Прикосновения запрещены. И если только Мираж пожалуется…
Виктор выдержал многозначительный взгляд не поморщившись.
— Он в надежных руках.
— Прикосновения запрещены, — настойчивее произнес телохранитель, но все-таки развернулся и пошел назад.
Внутри Виктор помолчал, приласкал взглядом разгоряченное после выступления тело, обошел Юри по кругу. С трудом задушил желание стереть капли пота над его верхней губой.
Юри переступил с ноги на ногу, показал на диванчик.
— Садись.
— Я не совсем понимаю… — начал было Виктор, но Юри подтолкнул его вперед, почти уронил, так что пришлось подчиниться.
— Пожалуйста, не рассказывай о том, что ты-то не такой, в подобные места не ходок.
Виктор послушно не стал, хотя раньше никогда не бывал в стрип-клубах, только уточнил:
— Запрещены и прикосновения, и разговоры?
— Ты пришел разговаривать?
— Познакомиться поближе в неформальной обстановке, — процитировал он себя же.
— Хорошо. — Юри опустился ему на колени, как ни в чем не бывало положил руки на спинку по обе стороны от головы. — Так как, неформально? Достаточно близко?
— Можно и ближе, — самоуверенно заявил Виктор и не пожалел, ответил на действия стоном.
Юри начал все медленно, очень плавно, почти нежно, внимательно слушал прерывистые вдохи, ловил тяжелые взгляды, изгибался под ними как под касаниями, отчего еще сильнее хотелось перейти границу.
В попытке сохранить ясный ум Виктор решил поговорить о том, что видел в зале:
— Почему бы тебе не танцевать босиком?
Юри пожал плечами и сдвинулся, качнулся вперед так, что рассказал прямо в губы:
— Ты в балете всю жизнь, но спрашиваешь? Или успел забыть, как выглядят наши ноги?
Виктор жадно вгляделся в его лицо, впервые оказавшееся так близко, сглотнул.
— Меня бы это не смутило.
Юри развел шире колени, приподнялся, обняв его за шею, наверняка почувствовал, как взмок воротник, и начал двигаться в том же ритме, как в зале, словно до сих пор слышал музыку. Он поправлял Виктору волосы, гладил по щекам, продолжал тереться самым недвусмысленным образом, проезжался по вставшему члену, оставил поцелуй на ключице.
Это была провокация, которую нельзя было оставить без ответа, что бы ни твердил здравый смысл.
— Тебе, значит, можно меня трогать.
— Разве не этом весь смысл?
— Несправедливо.
Юри облизнул палец и провел мокрым по его губам, ухмыльнулся:
— Такова жизнь.
Виктор поднял руки ладонями к Юри, взмолился:
— Сдаюсь!
Тот обрадовался этому жесту как если бы ждал его дюжину лет.
— В нашу первую встречу ты заставил всех разуться, даже балерин, так что не будешь удивлен.
И правда, в тот раз Виктор видел татуировку — никто больше не обратил внимания, из чего сделал вывод, что рассмотрели ее раньше — но не разобрал, что за фраза, ведь на месте Юри не стоял, а падать при всех к его ногам он счел преждевременным.
Юри присел рядом, споро снял носки, потянулся вверх, рисуясь, поднял ногу в вертикальном шпагате, погладил сам себя кончиками пальцев. Наконец, он повернулся, опустил ступню на правое бедро, повел вбок, подвигал пальцами — Виктор будто бы подорвался на мине, столько ощущений тянулось изнутри в разные стороны. Он решил, что терять нечего, сказал, чтобы отвлечь: "Такими ногами можно ходить по воде", дождался, с трудом фокусируя взгляд, чтобы Юри на него посмотрел, и схватил его за ногу, поставил на свою ладонь, сжал крепко.
Виктор не отвел от него глаз, как если бы Юри мог бросить его в пустыне без воды, растаять как тот самый мираж. Обвел языком каждую букву, оставил пару поцелуев на кавычках. Юри замер, глубоко шокированный, не сказал ни слова о нарушении правил.
— "Пленных не брать", вот оно что. У меня нет и шанса? Хотелось бы уйти отсюда живым.
Юри стек обратно ему на колени, прижался лбом к груди, не дернулся, когда его обняли, напротив, спокойно выдохнул.
— Вместе уйдем. — Он поднял голову и неожиданно подмигнул: — Но сначала я с тобой закончу.
Виктор понадеялся, что дверь не только бронированная, а еще и звуконепроницаемая, потому что не просто стонал, он всхлипывал, он умолял.
То, что расцветало в нем сейчас, было не об осязании, слухе, обонянии. Виктор смог понять, что это не о физических ощущениях вовсе, а простое ощущение счастья.
Вот что было новым. Вот за что он будет драться со всем миром.
Возвышенность мыслей слабо вязалась с мокрым пятном на брюках, но Юри сидел на его коленях, сжав плечи сквозь рубашку, их совместные планы не заканчивались с рассветом, так что Виктор был всем доволен.
— Мне не нравятся люди, которые отбирают инициативу. И богини. — Юри робко улыбнулся, внезапно заговорив о постановке. — Весь сюжет — ночной кошмар. Но я наконец понял, в чем мы отличаемся.
Виктор мысленно обозвал себя бестолочью: столько репетиций, хотя бы раз к нему пришла идея контрастов; Юри брел в темноте в одиночку, чтобы выйти в полумраке стрип-клуба с озарением.
"И зачем ему хореограф?.."
— Спасибо за то, что показал мне. Адонис не знал и не хотел знать любви, если бы первым заметил Венеру, то все равно бы ее не возжелал.
Юри нехотя поднялся.
— А ты? — не мог не спросить Виктор, про себя подивившись, что именно он, просто сидя тут под танцующим Юри, смог показать.
Тот протянул ему руку, разрешая прикоснуться, предлагая помощь "союзнику":
— Увидишь.
* * *
О Викторе Никифорове говорят всякое, многое из этого — правда.
(Но нет, голым он сам не репетировал, труппу тоже не заставлял, хотя Юри хотел бы предложить.)
Он показывает, где на сцене, видевшей только классику, установить шест.
Он представляет обложку "Пуанта" и заголовок "Скандал".
Он оборачивается к Юри с улыбкой, в ответ на него глазят тысячи тысяч темных желаний.
Его лучшая постановка, "Адонис" — радость и плач, вечный круговорот, Эрос и Танатос, слившиеся в поцелуе, — скоро родится на свет.
@музыка: Thirty Seconds To Mars - Walk On Water
Потрясающий и такой кинковый текст! Нет, ну как же балет им подходит, аыы
без тебя все осталось бы только в мыслях
Спасибо! Я безумно рада, что в нужный момент оказалась в нужном месте и немножко повлияла на создание такого текста
действительно, как здорово
кинкиканонные сцены промелькнули и вписались и вплелись)хорошо-то как...а какой Юри...
цвета вишни- с тысячами тысяч темных желаний #бедныйсчастливыйвитясама сцена в баре - ых, горяча и... нежна, чувственна и проникновенна без проникновения), а еще многообещающа - их совместные планы не заканчивались с рассветом
спасибо большое, очень понравилось
*обмахивается первым попавшимся предметом*
Офигенно
И балетное АУ! Наконец-то! Я мечтала об этом
немножко
читать дальше
Stella Del Mare, а какой Юри... а какие ноги... а какие глаза
спасибо! Я нескромно подпишусь под каждым словом, ох как здорово, когда вместе с читателем можно разделить любовь
freir, как я вас понимаю, пинала себя: "Хватит представлять, открой файл и печатай" - "Еще пять минуточек"
Спасибо))
~Мари, Оооо, как горячо, как ярко, как страстно!
они зажгли эту ночь
И балетное АУ! Наконец-то! Я мечтала об этом
чувствую себя немного "самозванцем", сколько тут того балета, но я готова написать еще, больше!
кто вообще сманил меня в сторону балета
Я! И я этим дико горжусь! Я тоже не интересовалась раньше балетом и ни разу не была, а вот теперь собираюсь насесть на кого-нибудь из друзей и
заставитьпредложить пойти со мной на балет! Чертовски горю желанием поглазеть на мужиков в обтягивающих трикоэто тантрические танцовщицы xD
Лол, мое воображение х)
разыскала Адониса
И Юри прекрасно вписался
Лучи здоровья и крепкого иммунитета
Спасибо
И еще раз скажу, что фик получился отменным! Очень рада, что ты его написала
Сентябрь скоро кончится, и картошка выкопается
но я готова написать еще, больше!
А это в ответ не мне было, но я прочитала и мне понравилось то, что я прочитала
И Юри прекрасно вписался
он в итоге добрее, чем герой, Адонис сгинул ни за что на охоте и до этого нервы изрядно Венере вытрепал (за столько-то веков Шекспира читали с очень разными эмоциями, но кмк дьявольский хохот - не самая частая реакция; я вспоминала первые серии и просто не могла сдержаться), у них с Виктором еще уйма сезонов впереди
И еще раз спасибо
А это в ответ не мне было
но все равно о тебе, я думала о Реверсе
мне понравилось то, что я прочитала
все в твоих руках))
Блин, как это греет мне сердечко, а
но все равно о тебе, я думала о Реверсе
Я о тебе тоже подумываю, когда вспоминаю о Реверсе
Я рада
Кто знает
будем вместе думать О НИХ
Да!
аа, гулять так гулять, я на все согласна
maskarad pluton, спасибо
Такой Юри... шокирует. Да, шокирует!
Виктор сам хотел узнать его поближе, как отказать кумиру всей жизни? Вот он и обнажился со всех сторон